Эчкидаг – Козья гора

Легенда об удачливом охотнике

Молодость живет сердцем, зрелость - разумом, а старость - воспоминаниями. Для охотника Али время воспоминаний еще не наступило. Жизнь короткая пролетела, вспоминать не о чем. Все остальное, как за углом дома, увидишь, когда завернешь! Время рассудительности только означало свой приход, как на пороге дома чувяки сняло, а вот куда поставить еще не решилось. Пробивался разум тонюсенькими жалкими росточками. А вот сердце билось, как и положено в молодости, сильно и радостно. И дышалось легко - полной грудью. Жизнь требовала многих желаний.

И в Отузах и Козах хорошо знали охотника Али. Кто не знает, скажу тем, что Отуз и Козы - два больших селения, давших название одноименным долинам: отузской и козской, разделяет эти долины. Гора Эчкидаг, не до небес гора, но иногда тучи цепляются за нее, хлопьями спускаются в долину, мелким-мелким дождиком сеясь. По склону Эчкидага дорога проходила из Отуз к Судаку. Прежде, когда охотой занимались немногие, когда охота делом удальцов считалась, на Эчкидаге коз много горных паслось, Татары называют коз тех - «караджа». Охотники говорили, что много коз гибнет, когда они в провал падают. Где тот провал находится, никому не говорили. Но, татары говорят, что между двумя вершинами горы действительно существует провал без дна, который они называют - «Ухом земли». Провал тот косо направляется к подземной пещере, конца которой никто не знает. Говорят, доходит пещерная щель до самого сердца земли; будто бы хочет земля знать, что на ней делается: лучше ли живут люди, чем прежде, или по-прежнему вздорят, жадничают, убивают и себя и других. Говорили также в нашем селении, что знает об «Ухе земли» один самый удачливый из охотников, промышляющий охотой на диких коз - «караджа».

Али, красавец Али, тебя еще помнит наша деревня, и рассказ о тебе, передаваясь из уст в уста, дошел до дней, когда Яйла услышала гудок автомобиля, и выше ее гор, сильнее птицы, взвился бесстрашный человек.

Не знаю, обогнал бы ты их на своем скакуне, но ты мог скорее загнать любимого коня и погубить себя, чем поступиться славой первого джигита.

Быстрее ветра носил горный конь своего хозяина, и завидовала отузская молодежь, глядя, как гарцевал Али, сверкая блестящим набором, и как без промаха бил он любую птицу на лету.

Недаром считался Али первым стрелком на всю долину и никогда не возвращался домой с пустой сумкой.

Трепетали дикие козы, когда на вершинах Эчкидага, из-за неприступных скал, появлялся Али с карабином на плече.

Только ни разу не тронула рука благородного охотника газели, которая кормила дитя. Ибо благородство Али касалось не только человека.

И вот как-то, когда в горах заблеяли молодые козочки, когда охотиться на них было позором для охотника, заглянул Али в саклю к Урмие. Кто не знал тогда красавицу Урмие?

Умна и красива Урмие. Жила одиноко в сакле с дочкой лет семи. Многие сохли, видя, как стройны и гибки движения тела ее в танце, но сурова была вдова с вздыхателями. Одному Али было позволено приходить к ней.

Урмие, молодая вдова, умащивала себя благовониями для Али, требуя за это от него беспрекословного исполнения ее женских причуд. Она лукаво посмотрела на Али, как делала всегда, когда хотела попросить что-нибудь исключительное.

- Принеси мне завтра караджа.

- Нельзя. Не время бить коз. Только начали кормить они козлят, ведь сама знаешь, - заметил Али, удивившись странной просьбе.

- А я хочу. Для меня мог бы сделать исключение.

- Не могу.

- Ну так уходи. О чем нам разговаривать?

Пожал плечами Али, не ожидал этого, повернулся к двери.

- Глупая баба.

- К глупой зачем ходишь. Вот Сеит-Мемет никогда не говорит мне так. Не один ты на свете… Поступай, как знаешь? Не принесешь ты, принесет другой, а караджа будет у меня.

Вернулся Али домой, прилег и задумался. В лесу рокотал соловей, в виноградниках звенели цикады, по небу бегали одна к другой в гости яркие звезды. Никто не спал, не мог заснуть и Али. Клял Урмие, знал, что дурной, неладный она человек, а тянуло к ней, тянуло, как пчелу на сладкий цветок.

Вспоминал последние сказанные Урмие слова: «Не ты, принесет другой!»

«Нет, никто не принесет караджа ей раньше меня!» - решил охотник.

Только рассвет забрезжил, Али вышел из сакли своей. Пока шел к горе, восток окрасился в розово-красный свет, приникая к вершине горы первым поцелуем. Тропы все знакомы.

Близко Эчкидаг. Отлично знает Али, где козы пасутся. Осторожны козы, кормящие козлят. Прямо к себе не подпустят. Чтобы вернуться с добычей, нужно подняться на одну из вершин горы, у другой теперь много диких коз, караджа. Нужно пройти «Ухо земли»… Подошел Али к провалу и увидел возле него древнего старика с такой длинной белой бородой, что конец ее уходил в провал.

- Здравствуй, Али, - окликнул охотник старик. - Что-то ты рано коз стрелять пришел?

- Нужно, вот и пришел. - недружелюбно ответил Али.

- Напрасно так рано встал, напрасно шагал сюда, все равно не убьешь ни одной.

На лице старика коварная улыбка видна.

Подошел ближе Али к старику, спросил.

- Ты кто будешь?

Не ответил старик, в провале исчез, только сорвавшиеся камни полетели в провал; слушал, слушал Али и не мог услышать, где они остановились. Посмотрел охотник на гору. Стоит стройная коза, на него смотрит, прервав свой завтрак, уши наставила.

Прицелился Али, уже хотел на курок нажать, и вдруг видит, что у козы кто-то сидит и доит ее; женщина, как будто бы знакомая. Точно, на покойную его сестру похожая.

Опустил он карабин, протирать глаза стал тыльной стороной руки. Протер глаза, поглядел - коза стоит на месте, никого подле нее нет.

Прицелился вновь, и опять у козы женщина. Оглянулась даже на Али. Побледнел Али. Узнал мать такой, какой помнил ее в детстве. Покачала укоризненно головой мать. Опустил Али карабин.

- Матушка родная! - крикнул с тоской охотник.

Тень пронеслась по земле, пылью рассыпалась у подножия скалы. Стоит опять коза одна, не шевелится.

- Сплю я, что ли, - подумал Али, и прицелился в третий раз.

Коза одна, но только в двух шагах от нее ягненок появился. «Значит причудилось все это мне!» - вздохнул Али и навел карабин, чтобы вернее, без промаха, убить животное прямо в сердце.

Хотел нажать на курок, но увидел, что коза кормит девочку дочку Урмие, которую любил и баловал Али как свою дочь.

Задрожал Али, похолодел весь. Чуть не убил маленькую Урмие.

Обезумев от ужаса, упал на землю и долго лежал, ничего не помня. Вернулся в саклю свою, собрал кое-что из вещей, и исчез.

Больше жители деревни не видели Али. Стали думать, что упал со скалы и убился. Другие убеждали, что Али в «Ухо земли» направился. А раз так, то и искать нечего.

Так прошло много лет.

Урмие, к которой ходил Али, стала дряхлой старухой, у маленькой Урмие родились дети и внуки; сошли в могилу сверстники джигита, и народившиеся поколения знали о нем только то, что дошло до них из уст отцов и где было столько же правды, сколько и народного вымысла.

И вот раз вернулся в деревню хаджи Асан, столетний старик, долгое время остававшийся в священной Мекке. Много рассказал своим Асан, много чудесного услышали от него, но чудеснее всего было то, что Асан сам, своими глазами видел и узнал Али, пропавшего охотника… А дело было так:

В Стамбуле, в монастыре дервишей происходило торжественное служение. Были беи и султаны, были принцы, много франков было и весь пашалык. Били барабаны, играли флейты, все ускоряя темп, и закружились в экстазе священной пляски-молитвы святые монахи. Но бешенее всех кружился один старик. Как горный вихрь, мелькал он в глазах восторженных зрителей, унося мысль их от земных помыслов, но силой всего своего существа отдававшийся страсти своего духа.

- Али, - позвал Асан громко. Глянул на Асана дервиш, задержался на мгновение взглядом, и снова бешеным порывом ушел в экстаз молитвы.